Да, т.к. многие:
1) не знают, что это за трава
2) ещё не посмотрели, но жаждут
3) ещё не посмотрели
4) подзабыли, как выглядят герои
5) проч. причины,
повешу сей дивный коллаж на предмет изучения гл. героев. Автора не знаю, но заранее подчёркиваю, что чужое.
Автор: Олема, соавтор - Йеннифэр_Миледи
Название: "Сказка"
Фэндом: Once Upon a Time
Пара: РумБелль
сказочная карта
«Только вернись…»
То, что сказала Королева, не может быть правдой. Просто не может…
«Вернись…»
Не может.
«Прости, что так поступила…»
Она четвёртую ночь смотрит в окно, глаза сияют в едва пробивающемся сквозь тучи лунном свете. В глазах – не высыхающие слёзы.
«Все предали…»
Не может быть, чтобы все.
«Не может быть»
Он исподлобья рассматривает неприступные стены замка и проклинает себя за то, что спас этот мелкий городишко.
Иногда сделка – сучковатая палка о двух концах, и вторым обрубком сшибает с ног.
«Сам виноват»
Спас тирана, убившего то единственное, что было у них обоих.
Она, кажется, была дорога ему.
«Не может быть, чтобы все предали»
Тело за эти дни превратилось в одну сплошную рану. И ей уже просто не хочется жить. Лунный свет так манит…
По нему можно пройти, как по дорожке.
Раз-два-три… Раз-два-три…
Ступая узкими ножками в очаровательных бальных туфельках.
Осень…
«Она была слишком ценна»
Он идёт по городу, шагая широко и быстро.
Стража даже не увидит его – не интересно сейчас разбираться со всеми этими высокородными и не очень… как там звали этого её рыцаря, который завял в вазе через два дня?
Плохо, когда память автоматически выбрасывает всё ненужное – и на мелочах не отвлечься. А вот ступенек в лестнице, ведущей к этажу, где расположены покои её отца, 27 штук.
«Ценна для нас обоих»
Осень плеснула дождём в незастеклённое окно её темницы.
Белль почти доползла до окна и с трудом поднялась на истерзанные ноги. Мучители придут, когда луна коснётся кончиков вон того высокого дерева.
«Отец, зачем ты так… Гастон, почему ты не пришёл?..»
«Все предали»
Она пробует подтянуться, чтобы забраться на окно, но усталые, израненные руки отказывают, и Белль падает на пол, громко вскрикнув от боли.
«Предатели!»
Она плачет от бессилия.
Румпельштильцхен смотрит на корчащегося в судорогах королька и не думает опускать руку, удерживающую заклятье.
Ему мерзко и противно.
Глаза блестят в темноте отвратительной чернотой, кожа отливает золотом.
В хрипах короля слышится «За что?», и Румпельштильцхен бешено смеётся. Почти до слёз. Что-то страшное и звериное берёт в нём верх, через край переливается злоба.
Он скалится, как бешеный волк, и откидывает старика к стене:
- За что?- шепчет он и медленно подходит к королю. Тот неловко заслоняется от страшного гостя, и Румпельштильцхена вновь трясёт он смеха.
- Белль… Она сбежала от Вас… Она в башне, заберите её, только не трогайте меня… и… город.
Смех резко обрывается.
«Я сама… Сама…»
Луна неудержимо ползёт к кроне высокого дерева, и в душе Белль поднимается страх.
Он сильнее боли, и она наваливается на каменный подоконник.
Половина пути.
Ещё подтянуть ноги.
«Больно»
Слёзы затирают реальность, и Белль, чувствуя, что сознание ускользает, торопится забраться на широкий выступ.
«Сама…»
- Она… в башне… Я запер её…
Он не верит своим ушам:
- Жива… Она жива?
Румпельштильцхен скорее слышит, чем видит кивок короля, и второй волной накатывает злоба:
- Ты запер своё дитя?- глаза дико сверкают, и он шепчет, склоняясь к замершему старику.- Если только ты соврал… Если только…
Она приходит в себя как раз в тот момент, когда монахи открывают двери её темницы. И бросаются, чтобы стащить её с окна.
Белль сражается, как бешенная кошка, визжит, кусается, ломает себе кости: всё, лишь бы вырваться. Сегодня, сейчас.
Ноги уже там, над пропастью. Осталось оттолкнуть монахов, и она свободна…
Но они сильнее.
Что может сделать истерзанная, уставшая девушка против четверых сильных мужчин?
И на её спину снова обрушиваются плети.
Дикий, полный безумия крик.
Румпельштильцхен вскинулся, услышав ужасный крик и бросился в башню, окутавшись фиолетово-чёрным пеплом, и исчезнув прямо из спальни.
Король в ужасе перекрестился.
Четыре искореженных трупа – в его состоянии не до эстетики. Просто убить.
Убить.
Он замирает, видя её, свою… Белль.
- Белль,- он осторожно приседает рядом.
Девушка без сознания, вся в крови и почти обнажена. На ней какое-то старое рубище. Румпельштильцхен закусывает губу и поднимает пленницу на руки.
Почувствовав прикосновения, она заметалась, визжа и отталкивая того, кто был рядом.
- Белль,- зовёт он снова. Тихо, спокойно. Проводит над ней рукой, шепча заклинание, и поднимает уже спящую девушку на руки.
Последним, что он увидел в этой вонючей темнице, эта луна, глядящая в окно из-за ветвей раскидистой сосны.
Странное зудящее ощущение во всём теле. Так бывает, когда заживают раны.
Белль открывает глаза и тут же закрывает их: дневной свет бьёт в глаза. Дневной свет для неё навечно стал синонимом боли.
Но всё же, где?
Где её палачи?
Неужели, она всё-таки умерла?
Под головой – мягкая подушка, тело укрывает одеяло, ладонью она чувствует мягкую перину.
- Где?..- только и может прошептать она. Губы ссохлись, голос сорван.
- Белль?- перина чуть проседает под весом другого человека.- Выпей.
У её губ появляется кубок, и она послушно пьёт.
Горько…
- До дна.
Какой знакомый голос… Кто это?
- Свет,- шепчет она, выпив. Зелье? Отрава? Лекарство?
Солнечный свет стихает наполовину, и она, наконец, может оглядеться.
И плачет.
Солёные слёзы текут по лицу, разъедая едва начинающие подёргиваться кровавой корочкой ранки.
Плач мешается с булькающим смехом, кашель.
Снова кубок с зельем в золотых когтистых руках.
Теперь она пьёт без сомнения.
Теперь она узнает и голос, и запах.
- Румпельштильцхен…
На третьи сутки она пришла в себя.
Внезапно – в этом она вся.
И заплакала.
Румпельштильцхен не был уверен от чего это: шок или от того, что она снова в его замке, но сейчас главное – она жива.
Он дал ей снотворное и вышел к своим зельям и свиткам.
Проходя через гостиный зал, он остановился, повернулся обратно к той двери, через которую вошёл, и приблизился к занавешенному зеркалу. Одним движением отбросил тяжёлую ткань и оскалился, улыбаясь своему отражению:
- Не дождёшься, ведьма. Я всегда буду сильнее.
Право, как же замечательно, что волшебные зеркала иногда мешают прошлое и будущее.
P.S.
P.S.
-1-
Белль выздоравливала долго.
Едва руки хоть немного зажили, она попросила хозяина замка принести ей ткани и начала шить себе платье. Румпельштильцхен ругал её, говорил, что нужно больше отдыхать. Она улыбалась в ответ и, напевая, принималась шить дальше.
Едва зажила спина, она попросила у Румпельштильцхена палку и стала ходить, осторожно ступая не до конца зажившими ногами.
-2-
В зале снова поскрипывало колесо прялки, и это умиротворяло.
Белль сидела рядом, наблюдая за тем, как хозяин замка прядёт, и теперь понимала.
Это не помогает забывать.Но можно спрятать среди соломы свои воспоминания, и тогда из них спрядётся золото…
-3-
Однажды она спросила его о чём-то.
Спроси сейчас «о чём?» - и не вспомнит сразу. Кажется, что-то о звёздах. И они всю ночь провели у окна, разглядывая созвездия, споря и переспрашивая друг друга. Белль пару раз ловила на себе недоверчивый взгляд Румпельштильцхена, но только улыбалась и снова спрашивала...
-4-
Когда раны на её ногах окончательно зажили, он показал ей лабораторию.
Наверное, это и был последний жест доверия.Здесь Белль вспомнила свою мечту о самостоятельности, и хозяин замка не мешал ей. Только рассказывал, давал какие-то книги, а вскоре допустил помогать себе в нечастых опытах.
-5-
Теперь, когда она окрепла, Румпельштильцхен всё чаще стал отлучаться из замка. Белль до сих пор не понимала, как он знал, что его ждут. Просто в какой-то момент он вскидывался, будто вслушиваясь в тишину замка, тихо, по-кошачьи хихикал и исчезал.
И она оставалась одна, садилась у пустого камина и представляла, кто теперь вызвал странного гостя, и что тот потребует взамен.-6-
Румпельштильцхен прятал её. Ото всех, пусть и нечастых, гостей замка.
Будь то красивая девушка, пришедшая с гномом, могущественная тёмная королева или просто торговка, подошедшая к воротам.-7-
Он подарил ей плащ. Тяжёлый, с чёрным шитьём на бордовом фоне.
И просил не снимать его, когда кто-то посторонний бывает в замке. И что-то было такое в его голосе, что она запомнила и не смела ослушаться.Плащ хранил её от чужих, ненужных взглядов, которых она страшилась.
-8-
В городе, куда она выходила крайне редко, её прозвали колдуньей и плевали ей вслед. Белль только улыбалась.
Она лишь помогала Румпельштильцхену. В ней самой волшебства не было ни капельки. Солома покупается и без волшебства, обед готовится умелыми руками, истории, что важны для её друга, слушаются не волшебством, а сердцем.-9-
Из Белль получилась хорошая компаньонка. Она помогала Румпельштильцхену в лаборатории, внимательно слушала его рассказы, чисто прибирала и вкусно готовила. Только в город выходила с большой опаской и почти бегом возвращалась домой.
Теперь здесь был её дом.Здесь она обрела спокойствие, засыпая в своей комнате, располагавшейся сразу над гостиным залом, и слушая тихое поскрипывание колеса прялки…
реальная карта, AU относительно событий сериала
Она беспомощно посмотрела на закрывшееся вновь окошко, и не смогла заставить себя хотя бы подняться. Слова странной посетительницы продолжали звучать, отражаясь эхом, в самом сердце.
- Ты никому не нужна.
"Не может быть..."
Мистер Голд стоял за прилавком, опираясь на металлический край. Сейчас на его лице не было привычной вежливой улыбки; он хмурился, глядя в одну точку.
"Не может быть".
Он ненавидел всей душой Сторибрук - порождение его собственного заклятия, сделавшее его пленником.
Палка о двух концах.
Он не должен был забывать.
Но иногда так хотелось избавиться от единственных воспоминаний, делавших чудовище человеком.
Когда-то они были дороги ему.
Сейчас – стали едва ли не единственным сокровищем.
Она не помнит, сколько находится в этом черно-белом месте. Иногда кажется, что день. Иногда – неделю. Иногда - вечность. Время от времени к ней приходит женщина, которая представилась ей Медсестрой.
Она не понимает, что означает это слово.
Женщина дает ей какие-то таблетки, и она засыпает и видит сны. Сны у нее цветные, в них она носит синее платье и смеется. Но когда она вновь просыпается в черно-белой реальности, она плачет. Потому, что это опять был всего лишь сон.
Сегодня Голд возвращался домой, когда уже совсем стемнело. Владелец ломбарда безразличным взглядом скользил по окрестным зданиям, проходя мимо них: полицейский участок, школа, больница. Было уже темно, никто не увидел на пустующих улицах одинокую фигуру. В свете луны, и без того недоброе, лицо Голда казалось и вовсе пугающим.
Войдя в свой дом, он сразу почувствовал, что в нем кто-то успел побывать.
Оглядевшись, ростовщик сразу обнаружил пропажу: из серванта исчезла чашка с щербинкой.
Он не раз порывался выбросить ее и всегда ставил на место. Плохо, что он ее не выбросил.
«Ценна для нас обоих»
Нет.
Ценна лишь для него одного.
Не раз в нём просыпалось ощущение, что Её в городе, кроме него, не помнит никто. Даже её собственный отец.
Она смотрела в зарешеченное окно своей комнаты, которую Медсестра называла палатой. Комната, по ее мнению, не была похожа на королевские палаты, но она не спорила с Медсестрой, наученная горьким опытом.
Если ей в чем-то возразить, то приходили Санитары, которые связывали и держали её, пока Медсестра что-то колола ей. От этого потом хотелось спать и снились только кошмары.
Страшные, тёмные… Просыпаясь, она снова плакала.
«Ты никому не нужна» - эхом.
За окном царила весна, а в её узилище, казалось, прочно обосновалась холодная осень.
«Я никому не нужна»
Теперь она точно знала, что мрачная незнакомка не солгала: она действительно никому не нужна.
От этого становилось еще больнее. Хотелось громко разрыдаться, но голос она сорвала давно, поэтому лишь тихонько всхлипывала.
Ярость такая, что смешавшись с болью, ослепляет.
«Как мог этот чёртов цветочник забрать то, что только моё?! Моё и её?»
Руки дрожат на рукояти трости, когда он ждёт у двери. Френч – в каком-то нелепом домашнем наряде – и Голда сейчас меньше всего заботит, что в доме есть кто-то ещё.
Он бывал здесь, когда ОНА приглашала его.
И ему совсем не тяжело тащить её отца в подвал.
«Это моё. Она – моя. Та, кто доверял мне!»
Чёрная перчатка поскрипывает от движения трости, а потом – только страшные звуки, с которыми металл врезается в плоть.
- За что?- хрипит Френч, закрываясь руками.
И Голд смеётся. Тихо и нервно.
- За что?- эхом повторяет он.- Ты – вор. Ты всю жизнь крадёшь у меня самое важное… ГДЕ ОНА?
Цветочник молчит.
Голд не знал, сколько времени он бил несчастного, пока вдруг не осознал, что тот перестал кричать и отбиваться. Это отрезвило его.
"За что?"
Его не напугала мысль, что, возможно, только что он совершил убийство. Его напугала мысль, что, возможно, только что он убил ее отца.
Голд наклонился и сжал руку Френча. Пульс был слабым, но он был. Цветочник открыл глаза и взглянул на своего мучителя.
- Я не знаю, где она, - прошептал и снова потерял сознание.
«Я сама! Пустите меня!» - кричала она, пытаясь в очередной раз достучаться до бесчувственной Медсестры. Та не слушала ее. Никто и никогда не слушал ее. Санитары тоже не стали слушать ее криков, но единственная бьющаяся в усталом сознании мысль давала сил: они не смогут держать ее вечно.
А когда они ушли, она кое-как встала и подошла к окну. Все тело болело – после визитов Санитаров и их уколов такое бывало часто. Она зажмурилась, понимая, что должна что-то сделать.
«Сама…»
Ее взгляд упал на какой-то предмет в углу. Она подошла и не сдержала слез радости – это был осколок чего-то металлического. Чего-то, что может её помочь. Она перевела взгляд на прутья решетки. Она сможет. Она знает это. У нее хватит упорства и сил.
Голд неподвижно стоял, глядя остекленевшими глазами прямо перед собой. Спустя какое-то время цветочник пришел в себя. Неизвестно, по каким причинам он сказал то, что сказал.
- Она, скорее всего, сошла с ума, - прохрипел он.
Голд вздрогнул, возвращаясь мыслями к реальности.
- Что ты сказал? – стараясь говорить ровным голосом, спросил он.
- Я сдал ее, - сказал Френч, со страхом глядя на искаженное болью и яростью лицо Голда, склонившегося над ним.
- Если ты солгал мне, я тебя из-под земли достану, - свистящим шепотом произнес он.- Я сумею, ты знаешь.
И резко отвернувшись, ростовщик направился к выходу.
Она выскоблила уже приличную ямку у основания решётки, когда её заметили. Медсестра и 2 Санитара. И спасительный кусочек металла отобран…
Отобрана надежда.
И она визжит, извиваясь в их руках, теряя, похоже, остатки здравого смысла, кусаясь и царапаясь.
- Успокоительное!- кричит один из мучителей, хватая её за спутанные волосы и запрокидывая её голову.
Теперь она кричит от бессилия и от боли.
Что может сделать уставшая, измотанная девушка против двух дюжих мужчин? И лекарство, впрыснутое под кожу, тяжёлым грузом придавливает к полу.
Голд резко обернулся на страшный, животный крик, идущий из-за двери цоколя:
- Миссис Биргенссон?
- Это одна из пациенток,- покачала головой пожилая аптекарша.- Уж не знаю, кто она…
Но ему абсолютно точно кажется, что он знает этот голос.
Открытая дверь палаты, и он проходит, несмотря на запреты. Кто, на самом-то деле, может остановить владельца города? Смех один…
Проходит и замирает, глядя на оседающую в их руках девушку.
- Арлетт…
Он тяжело приседает перед ней, прижимая к себе становящееся безвольным тело. Она из последних сил цепляется за реальность, судорожно сжимая в руках ткань его пиджака, и плачет. Плачет, как могут только дети, тихо и безнадёжно.
- Арлетт,- он гладит её по волосам, целует в висок. И когда хватка её пальчиков ослабевает, он поднимает голову и оценивающе смотрит на замерших Санитаров и Медсестру.
Словно здесь и сейчас придумывает, как им умереть.
Она открыла глаза и… не поверила себе. Нет больше жёсткой, неуютной постели, серых стен, давящих со всех сторон. Нет страшных Санитаров и безразличной Медсестры.
«Может быть, это очередная галлюцинация?»
Едва додумав эту мысль, она зажмурилась.
«Тогда лучше не открывать глаза, чтобы это длилось дольше»
Снизу послышались голоса, и Арлетт, осмелев, приоткрыла один глаз…
Комната, её запахи и спокойствие – ничего не исчезло. Можно было открыть оба глаза, а потом сесть, откинув одеяло.
На ноги оказалось встать довольно трудно. Но дверь – о, чудо – не заперта. Шаги на звук – и она замерла, с силой вцепившись в поручень лестницы: в гостиной стояла та самая странная женщина и мужчина с тростью. Такой знакомый…
Увидев её, женщина усмехнулась с таким знакомым Арлетт прищуром, а мужчина обернулся.
И всё встало на места тяжёлой вспышкой:
Цветные стёкла на входной двери.
Госпожа мэр…
Мистер Голд…
- Мистер Голд…- лестница будто во сне поплыла под ногами, но мужчина успел неловко подхватить Арлетт за пару долей секунд до того, как она упала.
- Идёмте, мисс Френч. Вам ещё рано вставать.
На третьи сутки она пришла в себя…
«И тут же наткнулась на Регину, чёрт её дери!»
Снотворное действует, и пальцы Арлетт расслабляются, переставая стискивать его ладонь.
И он выходит к Регине: та как раз собиралась уйти.
- Мы закончили,- кивает она с ядовитой усмешкой и берётся за ручку двери.
- Не дождёшься,- неожиданно он возвращает усмешку.- Я всегда буду сильнее.
И торжествующая улыбка на её лице дрогнула.